А. Л. ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, 1910 год, 15 апреля

Хочется написать тебе, милый друг Саша, и не знаю, что писать. Знаю, что тебе желательнее всего знать обо мне, а о себе писать неприятно. О том, как ты мне дорога, составляя мой грех исключительной любви, тоже писать не надо бы, но все-таки пишу, потому что это думаю сейчас.

Внутреннее мое состояние в последние дни, особенно в тот день, когда ты уезжала, была борьба с физическим желчным состоянием. Состояние это полезно, потому что дает большой материал для работы, но плохо тем, что мешает ясно мыслить и выражать свои мысли, а я привык к этому. Нынче первый день мне лучше, но ничего, кроме писем: Шоу , еще об обществе мира и еще кое-кому не писал. Но занят книжечками, которые уже в сверстанном виде и меня радуют . Нынче был и еще здесь Саламахин, тоже меня радующий своей серьезной религиозностью. Зачем родятся и детьми умирают, зачем одни век в нужде и образованны, другие век в роскоши и безграмотны, и всякие кажущиеся неравенства? - все это могу объяснить. Но отчего одни люди, как Саламахин, весь горит, то есть вся жизнь его руководима религией, а другой, другая, как ложка не может понять вкус той пищи, в которой купается?

Вчера ездил с Булгаковым, нынче с Душаном. Делир покоен. Погода чудная, фиалки Леньки душат меня, стоя теперь передо мною. Как-то у вас? Что-то пишут, что там холода. Пиши ты или Варя каждый день.

Страшно хочется, как давно не хотелось кое-что, да ты знаешь что - безумие нашей жизни в образах высказать под заглавием: «Нет в мире виноватых», и на эту мысль. Страшно хочется, но не начинал еще. Боюсь, что это ложный аппетит. Правда, очень развлекают по утрам. Хочу попробовать. Ну, да это неважно. Прощай, сейчас только кончили обедать. И меня ждет у Душана в комнате проезжий поговорить. Иду к нему. Целую тебя и для краткости милую Варю.

Лев.