В. Г. ЧЕРТКОВУ

Ясная Поляна, 1909 год, 22 октября

Нынче волнительное, хорошо волнительное утро. Сейчас только вернулся с деревни, где ходил смотреть проводы молодых ребят, везомых на ставку. Залихватская гармония с песней и приплясыванием, и завывания баб, и удивление и участие ребятенок, и тихие слезы стариков отцов.- А этот чей? - спросил я, указывая на высокого стройного молодца, у старика, знакомого мне, Прокофья.

- Мой,- и захлюпал и зарыдал. И я тоже, как и теперь, плачу, вспоминая это. Это одно впечатление , другое - вашего прекрасного, истинно дружеского, и не дружеского, моего лучшего я, письма. Разумеется, вы во всем,- кроме несоответствующей действительности важности, которую вы приписываете мне,- во всем правы. Спасибо вам, милый друг. Да и нечего благодарить, потому что знаю, что вам хорошо любить меня, как и мне вас. Вот и все пока.

Л. Т.

22 октября.

Я рад теперь, что написал вам в минуту моей слабости. Это вызвало ваше такое хорошее, бодрящее письмо .