С. Н. ТОЛСТОМУ

Ясная Поляна, 1864 год, 17 апреля

17 апреля

Деньги 600 р. от Берсов, я думаю, что вы уже получили. Расписка банкира у меня уже давно. Из Петербурга я распорядился, чтобы выслали еще 400 р. в апреле, и. почти уверен, что их вышлют, но ответа на мое вторичное письмо в Петербург еще не получал. Поэтому ожидаю от вас известий, чтобы здесь предпринять какие-нибудь меры для добывания денег, ежели еще нужны. Из Пирогова я не получал еще никаких известий и сам еще там не был, но думаю поехать на этой страстной или на святой неделе. Нынче я еду в Тулу на встречу Саши и Тани, которые должны приехать к нам. У нас и у вас все благополучно, по-старому. Пожалуйста, напишите мне поскорее о ваших делах и предположениях. Вслед за твоим отъездом, Сережа, из Ясной еще я хотел писать тебе в Тулу, потом хотел писать за границу, получив твою записочку тетеньке, и все откладывал оттого, что мне трудно писать о том, что я хочу. Ты поставил меня в такое положение, как будто ты хочешь разойтись со мной, и что виноват в этом, конечно, я, и так очевидно, что и объяснять этого не стоит того. А вместе с тем я только видел, как со времени моей женитьбы ты все дальше и дальше держался меня, видел, что между нами объяснений не могло быть, и что помочь этому я не мог и не умел. Я никогда никакой мысли о тебе не имел, которой бы я тебе не высказал, как прежде, так и теперь; как прежде, так и теперь ты мне самый близкий (после семьи) человек, но мне с тобой часто тяжело, неловко, и я боюсь всякую минуту сделать тебе неприятное, и эта боязнь делает на тебя еще худшее впечатление. Очень может быть, что я не вижу и не понимаю того, в чем я виноват против тебя, но я не знаю, и потому ты скажи мне, прямо.

Ежели же нет у тебя причин, как я предполагаю, то, не обращая внимания на эту иногда неловкость и gêne, которая по моему опыту происходит от брюшного полнокровия - геморроя (и бывает у меня иногда к жене с тетенькой без всякой причины), ты поверь мне и убедись раз навсегда, что ни я, ни Соня, ни тетенька никогда про тебя не говорили и не можем говорить того между собой, что мы тебе не скажем, и поэтому будь с нами, со мной главное, совершенно свободен и прост. Когда не в духе, можно находить других глупыми и злыми, и думай так про нас, но за что ж ты предполагаешь в нас двуличность и во мне? Соня сказала тебе все, что она думала тогда о твоих отношениях к Тане, и теперь и давно уже сама того не думает, особенно, как теперь, по известиям из Москвы, Таня совсем успокоилась. Я же никогда тебя не винил во всем этом деле, тетенька еще меньше. Жить, как ты сам говоришь, нам немного осталось, и тебе и мне не найти людей, которые бы нас понимали так, как мы друг друга, и любили бы так, исключая жен, поэтому - мое мнение - или скажи мне, что ты против меня имеешь, или убедись, что я против тебя таинственного ничего никогда иметь не могу, и обходись со мной всегда, как хочешь, но не предполагая во мне задней мысли, которой не может быть, и нам будет, как всегда было, иногда скучно, иногда неловко, но всегда приятно оттого, что есть брат, а не тяжело и все тяжеле и тяжеле, как теперь. Я уверен, что ты меня упрекал в эгоизме, а я тебя упрекал в эгоизме. Это всегда так. Я объясняю себе разлад наш: 1) твоим семейным положением. Ты имеешь все невыгоды семейства - стеснение свободы, а не имеешь выгод его - дом. Ты сам все боишься, что в сближении с твоим семейством неискренны, и мешаешь этому сближению, 2) твой эпизод с Таней, который, не дав тебе ничего, только расстроил тебя дома и, я боюсь, восстановил Машу против нас (что понемножку и на тебя действует), 3) твоя сидячая жизнь и геморроидальное состояние духа, 4) перемены во мне со времени женитьбы, сделавшие меня менее сообщительным, что не доказывает то, чтобы я мог думать про тебя то, что бы я не сказал тебе. Все это прошло или пройдет. Главное то, что, попустившись на эту дорогу, мы делаемся друг для друга дальше и дальше, и положение это, я сужу по себе, становится мучительно. Воспоминание о брате стараешься отгонять. Есть два средства, повторяю: объяснение, коли оно нужно, или доверие, которое я имею полное к тебе, я знаю, что ты меня любишь все-таки больше всех, но которого ты не имеешь. Пиши, пожалуйста, поскорее о Машенькиных делах и о себе.