(Лев Толстой, дневники, 1904 год)

14 января

14 января 1904. Ясная Поляна. Проснулся нынче здоровый, физически сильный и с подавляющим сознанием своей гадости, ничтожества, скверно прожитой и проживаемой жизни. И до сих пор - середины дня - остаюсь под благотворным этим настроением. Как хорошо, даже выгодно чувствовать себя, как нынче, униженным и гадким! Ничего ни от кого не требуешь, ничто не может тебя оскорбить, ты всего худшего достоин. Одно только надо, чтобы это унижение не переходило в отчаянность, в уныние, не мешало стремлению хоть немного выпростаться из своей вонючей ямы,- не мешало работать, служить, чем можешь. Сейчас пришло в голову кое-что. И прежнее записать:

1) Какое праздное занятие вся наша подцензурная литература! Все, что нужно сказать, что может быть полезно людям в области внутренней, внешней политики, экономической жизни и, главное, религиозной, все, что разумно, то не допускается. То же и в деятельности общественной. Остается забава детская. «Играйте, играйте, дети. Чем больше играете, тем меньше возможности вам понять, что мы с вами делаем». Как это стало несомненно ясно мне.

2) Всех людей можно себе представить придавленными огромным - ну, хоть дощатым полом - или, лучше, войлоком. И все лежат, скорчившись, согнувшись, и им тяжело, душно, и нужно и хочется расправиться. И вот каждый, вместо того чтобы по мере сил выпрямиться, стать во весь рост (стараться быть совершенным, как отец наш небесный), каждый прорывает войлок, выпрастывает руки, кладет на войлочный покров и сидит или лежит. Тем, которые не прорвали войлок и хотят выпрямиться, становится еще тяжелее, и возможность поднять весь покров вследствие дыр становится еще труднее. Все эти дыры - это всевозможные деятельности людские: и государственная, и общественная, и научная, и художественная. Нужна же одна деятельность: выпрямления. (Не вышло.)